Человек-пес: История парня, который ″пересадил″ себе лицо собаки. «Я кусаю Америку, Америка кусает меня»

Людям с больной психикой лучше не листать ленту дальше, эта информация может всерьёз шокировать

Очень сложно вообразить такое в реальной жизни. Но мужчина совершил то, что хотел.

Кто это такой, что это за цирк?

Как вы считаете, в нашем современном мире возможна подобная операция?

Хирург сделал надрез на коже животного, мы все правильно поняли?

Мужчина отпилил уши любимца, а затем морду и область вокруг глаз, зачем?

А вот человек, который захотел получить себе частичку пса, - Родриго Брага.

Операция вот-вот начнётся.

Мужчине пришивают отрезанные от собаки части, так?

В рот Родриго вставили трубку, дабы он мог дышать через неё.

Образ пса нельзя оставить незаконченным, нужны уши!

Довольно странно, не правда ли? Но сейчас вы узнаете всю правду об увиденном на снимках.

Как оказалось, Брага - художник из Бразилии, ниже вы увидите его работу 14-ти летней давности.

Голова человека, которая будто принадлежит мужчине, в реальности всего лишь искусственно созданная копия.

Но части животного - настоящие. Собака погибла в результате несчастного случая, а её части тела использовали для образа.

Родриго хотел создать гибрида человека и животного, поэтому в качестве существа выбрал собаку. Больше информации можно узнать, набрав в поисковике Родриго Брага.

И, как всегда после полуночи, его снова начал бить озноб… Не первый и не последний раз за все эти долгие ночи. Только закроешь глаза, и спасительная темнота уже готова принять тебя в свои мягкие объятия… То же самое видение - чёрный пёс у аптеки. И смотрит, смотрит тебе в глаза с лёгкой насмешкой. Как будто знает о тебе что-то такое, что обычно стремишься скрыть от других. Собачьи глаза мудры, но у этой псины не было той мудрости во взгляде, одна пронзительная издёвка.

Каждый раз, возвращаясь с работы, у старой маленькой аптеки, почти спрятавшейся под жёлто-зелёной елью, он встречался глазами с этим, как будто привязанным к пейзажу, созданием. День за днём, месяц за месяцем, глаза в глаза. Человек-пёс, пёс-человек…

Однажды, тёмным проливным вечером, он чуть не попал в аварию, заворожённый этим пристальным, насмешливо-ожидающим взглядом… Случайность. Но последние месяцы, стоило только провалиться в спасительную темноту, яркой вспышкой - пёс у аптеки.

И сон срывался вспугнутой птицей, и так до самого утра.

В этот день он возвращался с работы непривычно поздно. Людей на улицах уже не было. И лишь свист ветра, разбивающегося о вершины зданий, и слабый сонный свет фонарей говорили о том, что это Город. И что цивилизация не спит никогда… Время чёрных котов.

Неожиданно он вспомнил, что его первая жена всегда называла так эти часы с полуночи и до рассвета. Кажется, то ли бабушка, то ли мать рассказывала ей в детстве, что, после того как пробьёт, двенадцать, в город на улицы выходят чёрные коты. Но это не простые кошки, они больше обычных раза в три и, бродя по тротуарам, жадно ловят любые злые мысли, гнев, страх с таким же наслаждением и азартом, с каким наши маленькие пушистые друзья гоняются за мышами. И от этого они растут, становясь всё больше и злее… Горе тому одинокому пешеходу, который повстречается с ними на своём пути.

Бред… Лёгкий озноб пробежал у него по плечам. И внезапный раскат грома испугал так, что он чуть не выпустил руль. Но всё обошлось. Машина спокойно мчалась по дороге, и фары деловито освещали то листья деревьев, прибитые каплями дождя к асфальту, то редких прохожих, спешивших скорее укрыться от ненастья. Но вот и аптека. И, как в дешёвом фильме ужасов, опять та же самая картина - чёрный пёс у дверей.

И ведь нельзя было сказать, что в этой беспородной псине ощущалось нечто демоническое. Простая дворняга средних размеров. Мы ежедневно встречаем таких на наших улицах. Уши висят, хвост колечком - белые, рыжие, пегие. Но только ни одна собака до сих пор так пристально не смотрела в глаза человеку. Собаки обычно отводят взгляд. И, скорее всего, ни у одной собаки не бывает такого иронично-насмешливого взгляда. Это он знал наверняка. И в этот момент проклятая псина облизнулась и высунула язык, словно открыто усмехаясь над ним.

Бешеная злоба часовым механизмом застучала в висках. Ещё мгновение, и машина рванулась вперёд, словно собираясь протаранить старую постройку со всем тем, что находилось рядом с ней. Рёв мотора и грохот молнии слились воедино. Каждая секунда растянулась так, как тянется время в приёмной дантиста - медленно, страшно, неотвратимо. И, словно во сне, он увидел, как падает старая ель прямо к колёсам его автомобиля и как яростно-белая молния впивается в крыльцо аптеки…

Сколько это длилось - неизвестно. Когда он пришёл в себя, машина стояла у самой обочины, рухнувшее дерево лежало поперёк дороги, а собака… Этот пёс, не дававший ему ни одной спокойной ночи, лежал, вытянувшись, и тихий дождь гладил его густую шерсть, словно лаская его за всех людей, которые когда-либо были виноваты пред ним.

Безудержная полубезумная радость охватила этого ещё молодого, но уже так уставшего от непредсказуемости жизни человека. Наконец-то! Снова спокойные ночи, спокойные вечера и дни. А то в последнее время он уже был готов окружной дорогой добираться до дома, лишь бы не видеть этих проклятых глаз.

Поспешно он выскочил из машины, лёгкое тельце чёрной твари уже не внушало ужаса. Безжалостные, насмешливые глаза были закрыты. И даже какая-то мимолетная жалость скользнула по сердцу и растаяла. Как первый снег под лучами остывающего, но ещё теплого ноябрьского солнца…

Всё было как во сне. Доброжелательный шум мотора. Мост. Река. И чёрный комок, почти беззвучно плюхнувшийся в эту холодную, стремительную темноту…

Казалось, что ночь бесшумно аплодирует победителю. И дом, любимый дом каждой половицей выражал ему свой восторг и преданность.

И вот уже долгожданная ласковая темнота сна начала нежно укачивать его в своих объятиях… Глаза… Усмешка…

Утром он встал злой, как чёрт. Это животное сдохло у него на глазах, ну почему же он снова не может спать?!

День сбился бесповоротно. На работе всё было не так. И уже по пути к дому единственная мысль согрела его. Сегодня у старой аптеки никакая усмешка не поджидает его…

Он был там!!! Этот потрёпанный жизнью и блохами, кудлатый, чудом воскресший из мёртвых пёс сидел и добродушно ухмылялся ему.

Ну нет! Ну уж нет! Чудес не бывает! Надо покончить с этим раз и навсегда!..

Уже не сознавая, что делает, человек выскочил из машины. Если бы в этот момент он увидел себя со стороны, разъярённого, со страшным от гнева лицом, он наверняка бы бросился наутёк…

Каким-то образом в руке оказалась монтировка. Удар! Хруст! И ещё удар! И ещё хруст! И ещё, и ещё… Проклятая псина даже и не думала сопротивляться. Видно, понимала, что время её кончилось и нет спасения от этого одержимого злобой и бессонницей измученного двуногого.

Всё повторилось. Вода. Мост. Стремительное течение и чёрный комок, исчезающий во влажной, сырой пасти реки.

Но уже не было радости. Не было торжества. Чёртова тварь, видно, забрала его с собой на илистое дно.

Ночью ему ничего не снилось. Но, зачем-то опоздав на работу, утром он купил страшно дорогое, отделанное изумительной по красоте инкрустацией настоящее охотничье ружьё. Оно так уютно устроилось на заднем сиденье его автомобиля, что было до слёз жалко запирать это почти живое произведение рук человеческих в холодную, пахнущую бензином темноту багажника.

Но работа - это работа… И если каждый будет на заднем сиденье своего автомобиля таскать охотничьи ружья - пойдут абсолютно ненужные разговоры, а этого он допустить не мог… Под вечер, садясь в машину, он вдруг поймал себя на том, что прикуривает уже четвёртую сигарету подряд. Чего он боится? Только что закончилась вечеринка. Шеф лично высказал ему своё одобрение по поводу прошедшей сделки… Спиртное (всего две рюмки) приятно согревало его, и даже стылый осенний ветер не мог справиться с этим внутренним теплом. Неделя закончилась. Тварь мертва… Мертва? Ну конечно!

Пусть в первый раз молния лишь оглушила злополучную псину, и та каким-то чудом выбралась на берег, но вчера уж точно всё кончилось. Иллюзий быть не могло.

И всё же, подъезжая к повороту у старой аптеки, он чуть-чуть замедлил ход. Так, стена, трухлявый пень (надо же, как эта ель не рухнула раньше?), крыльцо… Чёрная тень… Пёс… Пёс?! Да. Сидит, смотрит. Даже хвостом, кажется, юлит.

Голова стала лёгкой и холодной. Спокойно… Спокойно… Багажник, ружьё, патрон… Главное - не торопиться. Прицел. Курок… Выстрел был совсем не таким громким, как ожидалось. Как в тире. И, как в тире жестяная утка, чёрный силуэт стремительно рухнул на землю.

Нет. На этот раз он уже не сваляет дурака. Тушку в кусты. А где у нас бензин? Вот он. Зажигалка (надо же, какая дешёвка!) гаснет от ветра. Завтра же надо купить себе «Ронсон». Ну вот и всё. Костёр. Жадное стремительное пламя яростно проглатывало бумагу, сухие ветки и - главное! - чёрный клубок, так долго мешавший человеку спать.

Ему некуда было спешить. Он дождался, когда прогорят угли и в серой золе покажется уже неясная, неопределённая масса каких-то ошмётков и костей. Ночь. Сон…

Утром его разбудило настойчивое мушиное жужжание. Страшно хотелось пить. Постель была какой-то слишком жёсткой, и чересчур настойчивые запахи лезли прямо в нос. Похмелье? С чего бы? Может, он простыл ночью? С трудом разлепив глаза, он понял: в мире что-то не так, точнее, с миром. Или с ним. И, уже понимая неизбежное, с холодным ужасом и осознанием краха он увидел облупленную стену аптеки. Крыльцо… Пожухлую траву… И свои - свои! - чёрные мохнатые лапы! Из груди его вырвался душераздирающий вой…

Прошло три месяца. Он уже почти привык. И даже седой старик аптекарь, возненавидевший его в первые недели за непрерывный ночной лай, сегодня потрепал его по кудлатой голове.

Всё бы ничего. Но каждый вечер у аптеки притормаживает пахнущая бензином (и ещё чем-то знакомым и слегка страшным, но уже забытым) машина, и оттуда выходит человек. Он садится на корточки и смотрит, смотрит ему в глаза. Долго-долго…

Как приличный пёс, он сразу отворачивается, но даже тогда он чувствует на себе этот непонятный, забыто-знакомый, насмешливый взгляд.

Характерный вопрос – а почему Кулик голый? Он эксгибиционист? Ответ – одетая собака – это неестественно

Собакой Олег Кулик был не всегда. Перед тем, как окончательно идентифицировать себя с псом и залаять, он делал гуманистические этюды на тему «Животные тоже люди». То, погрузившись в воду, он читал Священное Писание рыбам – явная отсылка к святому Франциску, который нес слово Божье птицам.

То на Даниловском рынке в образе Христа дико мычал по убиенному мясниками поросенку, свидетельствуя о том, что это невинное существо – тоже дитя Божье.

То, в конце концов, основал партию животных и появлялся в публичных местах в качестве кандидата от нее в президенты России с рогами на голове.

Еще Кулик сделал в этом направлении акцию «Подарки от Пятачка» в галерее «Риджина» - профессиональные забойщики скота на глазах у публики неожиданно забили милую свинью, до этого гулявшую по галерее и принимавшую ласки, сюсюканье и пищу из рук гостей. Потом из нее тут же сделали шашлыки и накормили присутствующих. Оставшееся мясо раздали. Пафос этой жестокой акции прост – вы, господа, мясо в магазине покупаете, колбасу кушаете – посмотрите, откуда все это берется. Будьте честными. А то животных все любят погладить. Публика, надо сказать, и шашлыки съела, и мясо унесла - время-то какое – начало 90-х.

В общем, эта религиозно-зеленая деятельность приносила Кулику некоторое удовлетворение, но полного счастья не было. Да и социум вместе с профессиональным сообществом на нее реагировали несколько вяло. Зеленые и вегетарианские проблемы в середине 90-х волновали разве что уж совсем ненормальных энтузиастов, а религиозные могли возбудить общество исключительно в финансово-политическом аспекте, но уж никак не в столь изысканном, как поиск неофитов в мире челюстноротых позвоночных.

Да и размашистые акции коллег по цеху современного искусства – Александра Бренера и Анатолия Осмоловского – безбашенно вторгавшиеся в пространство политики и в действительно актуальных тогда проблем социума, подтверждали, что главный нерв современного искусства находился в другом месте. Короче, нужно было менять концепцию.

Это и произошло 25 ноября 1995 года, когда возле галереи Гельмана на Малой Якиманке потрясенному миру была явлена акция «Бешеный пес, или последнее табу, охраняемое одиноким Цербером» - там впервые появился Кулик-собака.

Акция была проведена совместно с Бренером – это он держит Кулика на цепи, как бы передавая ему эстафету. И право на безумную агрессию. Какие бы смыслы в это действо не вкладывал сам Кулик, оно было прочитано однозначно – озверевший от скотской жизни россиянин с дикой энергией кидается на все, что движется – на публику, на прохожих, на машины. Это был прямо-таки символ. Вы же помните – ну, там первоначальное накопление, приватизационные конкурсы, алюминиевые войны, бесконечные убийства, бандиты как хозяева жизни. Разборки, стрелки, наезды, подставы и прочие богатые по смыслам понятия, прочно вошедшие в жизнь даже вполне интеллигентных граждан. А еще дикая непримиримость в политике, такая холодная гражданская война, временами, как в октябре 1993, переходящая во вполне горячее состояние. И нищета, а в магазинах-то уже все есть.

Короче, было от чего озвереть россиянину. И этот персонаж – голый мужик, с агрессией бойцового кобеля, мода на которых появилась как раз тогда, бросающийся на любой раздражитель – был совершенно адекватен времени.

Кулик потом рассказывал, что ему было страшно – все-таки раньше он голым по проезжей части не скакал. Но исполнил он все прекрасно – в течение получаса на улице перед галерей стояла пробка, машины дико сигналили, водители матерились, но наружу не выходили – им было тоже страшно. И даже привыкшей ко всему арт-публике было страшно тоже – я это помню - так перла из Кулика эта какая-то первичная, жуткая и слепая агрессия.

Напугав собой-собакой Родину, Кулик бодро выехал за ее рубежи, и там его приняли с пониманием. За границами, если опять же помните, российского человека тогда тоже воспринимали не очень – и мафия российская, вышедшая на широкую международную арену, и взбрыки нашей внешней политики вроде поддержки родной до боли Сербии или не менее родного Ирака, конечно, сказывались. Да простой российский турист в малиновом пиджаке с чуть растопыренными пальцами, случайно выпивший в баре на каком-нибудь испанском курорте и просто от тоски слегка погромивший обстановку – вот и готовый образ, так удачно коррелирующий с куликовским.

В общем, Кулик поехал в Швейцарию, в Цюрих, и там стал охранять вход в Кунстхалле, где шла выставка российского искусства. Т.е. по логике любого охраняющего что-нибудь россиянина, он туда никого не пускал. Гавкал, рычал, кусал, бросался – но не давал этим поганым иностранцам на поругание русское искусство. Ведь иностранец – он что? Даже если просто посмотрит, и уже ведь осквернит. Взглядом своим порочным, мнением высказанным, желанием тут же чего купить, гадина такая.

Кончилось тем, что Кулик, мало кого разбирая, основательно тяпнул за ногу жену культур-атташе Германии. Как он сам рассказывал, его поразила ее реакция. Ну, опыт-то у него уже был, он много кого перекусал. Так вот, по его наблюдениям, если кусаешь отечественную или, если уж что-то не сошлось, южно-европейскую женщину, то она первым делом отдергивает пострадавшую конечность и вторым делом начинает голосить в высокой октаве. Тут этого не было. Немецкая дипломатша ни ноги не отдернула, ни голос в действие не ввела, а напряглась и пошла дальше, бестия белокурая, как-будто ничего не случилось. Но в полицию Кулика все равно забрали.

Переосмыслив это дело по-своему, Кулик провел в Берлине акцию «Я люблю Европу, она не любит меня».

Дело происходило так. На поляне по кругу стояли двенадцать полицейских – по числу тогдашних членов ЕС – с собаками в намордниках, от греха. Меж ними ползал Кулик и агрессивно приставал со своей любовью к собакам – не к полицейским. Собаки, мало чего понимая, на Кулика по-честному злились и жутко гавкали, одна даже лапой его хрястнула по репе до крови. Смысл акции, кажется, ясен и объяснений не требует.

Проведя в таком активном творческом формате несколько лет, Кулик присмирел – в конце концов, и бойцовская собака за это время стареет. Он стал делать медитативные постеры, но животные там тоже есть.

Из серии «Музей природы или Новый рай»

Или инсталляции, где животные, собственно, живые куры, сидящие в клетке над фигурой Л. Н. Толстого, вовсю на него гадят, утверждая тем самым примат природного над человеческим.

Последнее же время Кулик отпустил бороду, ударился в буддизм и разговаривает с посторонними буддистскими коанами. Имеет право, в конце концов, он многим заплатил за свой покой. К тому же, стало понятно, почему он так любит животных, а то были серьезные подозрения, в зоофилии, типа.

Ты наверняка думаешь, что собака принадлежит тебе, но на самом деле и ты тоже принадлежишь собаке! Таким образом она показывает, что готова тебя защищать: «Это моя хозяйка, теперь она пахнет мной, близко не подходить». Пес уверен в своем месте в твоей жизни, предупреждает других собак и людей о том, чтобы они не смели тебя обижать.

2. Почему она ловит твое настроение?

После напряженного дня на работе или ссоры с партнером у тебя плохое настроение — и собака его перенимает. Когда ты счастлива, четвероногий друг тоже доволен. Он постоянно находится рядом и изучает тебя. А если ты хочешь поднять настроение собаке, достаточно ее погладить — эмоции работают в обе стороны!

3. Почему щенки бесятся, когда с ними мало играют?

В некоторых случаях так поступают и взрослые собаки: писают на пол, жуют провода, бегают кругами вокруг стола… Скорее всего, им не хватает активностей, особенно если речь о гончих или борзых. Собаке, которая готова пробегать по 20 километров в день, неуютно в квартире с короткими прогулками. Кроме того, им полезны и умственные развлечения вроде поиска вкусняшек по дому.

4. Почему щенок всё грызет и ломает?

Возможно, он страдает из-за того, что хозяева редко бывают дома или куда-то уехали. Большинство собак лает, когда ты выходишь за дверь, — так они напоминают, что ты забыла кое-кого с собой взять. Некоторые псы чувствуют сильное одиночество и тревожность, если хозяина рядом нет. Они начинают думать, что ты никогда не вернешься, грызут обувь и разбрасывают вещи, а когда ты приходишь домой, могут описаться от радости. В этом случае стоит поговорить со специалистами и подобрать программу тренировок или даже антидепрессанты. Например, можно одеваться и уходить на 30 секунд, потом на минуту, 5, 10, чтобы собака привыкала оставаться одна. Помогает и игрушка или косточка, выданная перед уходом.

5. Может ли собака сообщить, что у тебя проблема со здоровьем?

Да! Многие собаки это чувствуют: например, эпилептические припадки или диабет. Считается, что механизм такой же, как при поиске плесени и взрывчатки: они ощущают запах ацетонового дыхания и видят, что хозяин странно себя ведет.

6. А о своем здоровье?

Тоже да. Как правило, это выражается в изменении поведения. Они меньше играют, становятся агрессивнее, меньше или больше обычного едят. В этом случае стоит показать друга врачу.

Этот заголовок для декабрьской подборки «Родины», посвященной завершению Года Собаки, я взял из моего любимого рассказа Андрея Иллеша. Собрата по профессии и таежным сплавам. Семь лет назад он ушел на свою внесезонную охоту. Не хватает Андрея...

_шеф-редактор журнала "Родина" Игорь Коц

Я ДАЖЕ не знаю, как его звали.

Правда, не знаю. Может быть, когда юный - лет двадцать максимум - начальник метеостанции "Удокан" ткнул пальцем в сторону пары черно-белых лаек и говорил что-то, не услыхал. Ее точно - Тайга. А кличку старшего, повторю, не запомнил. В тот момент казалось мне это неважно. Ну, крутятся под ногами две симпатичные некрупные лайки… А где возле зимовьев не встречают тебя они? Еще на подходе, когда избы-то среди листвяшек и пихт не разглядеть, когда хозяин и не прочухал, что гость непрошенный у порога…

Эка невидаль - две лайки!

А вот с такими, оказалось, за долгие годы хождения по тайге я никогда не общался.

Глупо отступать от правил, которые для себя же выработал за почти сорок лет таежных скитаний. Я вообще с тупым недоверием отношусь к современным техническим излишествам. Джипиэска, телефон космической связи… Такие штуки сроду считал в экспедиции расслабляющими. Лучше по-старому, когда держат слово. Когда один обещает: прилечу. Другой - буду на точке в срок. И оба ставят крестик на своих картах.

Но в тот раз дал слабину, начальник вертолетчиков убедил: ему легче будет искать. Взял-таки космический телефон… и забыл на заднем сидении автомобиля. Осознание полной глупости ситуации пришло позже, уже на реке. Где тормозиться для последней стоянки? Куда лететь вертолетчикам? Искать дурного в тайге дело неблагодарное. Неясное беспокойство - как теперь выбираться - стало преследовать меня, отравляя удовольствие от самого путешествия. И день ото дня все сильнее.

В таком раздрызганном настроении и решил заглянуть на метеостанцию, в единственное на долгом пути место, где жили люди.

Для вежливости, конечно, чаю попить. По делу - поинтересоваться: есть ли у них связь с Хабаровском или, на худой конец, с Комсомольском? Связь оказалась хреновой - раз в сутки, да еще и не голосом, а ключом, и не с городом, а с отделением гидрометслужбы. Но записку я таки оставил: вдруг участливые люди передадут в крайцентре летунам?.. И двинул дальше, потрепав по загривку того, что без имени, и погладив его дочку - ласковую и доверчивую, совсем не лайка - Тайгу. Попрощался вроде. Оттолкнул от берега лодку… И поплыл.

ПОНАЧАЛУ я с умилением наблюдал, как по укатанному половодьем галечнику, такому удобному для собачьих лап, трусят две черно-белые лайки. Не картинка - пастораль! По освещенному солнцем берегу неотступно движутся за лодкой две собаки. Час бегут... Два бегут. Вдруг левый берег (что так привычно для таежных рек) резко изменился на повороте. Пошли крупные валуны, прямо к воде приблизились каменные вертикали обрывистых сопок. Течение резко набрало силу. Тогда две собаки, не раздумывая, бросились в воду. Они, выбиваясь из сил, старались нагнать лодку. Когда бессмысленность стараний стала очевидна, решили просто пресечь мощный поток. Теперь уже со страхом наблюдал я, как скрываются их морды в бурлении жестких, поднимающихся более чем на метр валов. Временами они вовсе уходили под воду, однако, выныривая в хлопьях клочковатой белой пены, упрямо двигались к правому берегу. А ширина реки - немалая. Метров сто…

Вздохнул я с облегчением, когда увидел: две совсем крохотные издалека псины отряхиваются на спасительной суше… Обошлось! Тут пошел разбой - река начала разделяться на рукава, и я вовсе потерял собак из виду.

"К лучшему - подумал я. - Отдохнут и побегут назад. Все правильно: наверху течение послабей, они легко пересекут реку. Через пару-тройку часов будут дома… И чего привязались, медом что ли моя лодка намазана?.."

Река вскоре вновь собралась в одно русло, я с удивлением обнаружил на конце острова лаек, сидящих, словно маленькие памятники. Оказывается, пока я мыкался по протокам, они, умницы, обогнали меня и теперь вот поджидали. Лодка поравнялась с животными. Те вновь прыгнули в реку, вновь ее пересекли. То бежали берегом, то забирали в тайгу. Дальше - хуже. Появились не отдельные гольцы, а растянутые вдоль берегов на километры скальные выходы.

Собакам, казалось деваться теперь некуда. Только поворачивать назад. Но лайки с упрямством альпинистов и с отвагой загнанной рыси лезли вверх, срывались с визгом и тявканьем, падали в лихо закручивающиеся потоки, ударялись о скалы в прижимах, но двигались дальше. За мной!

Стало по-настоящему страшно. Если не разобьются, то потонут. Если, дай Бог, не потонут, то домой им дороги теперь не найти - река не раз уже разбивалась на отдельные рукава и на какой протоке где-то там - за много верст, стоит зимовье их хозяина? Пойди - разбери.

Так полагал я.

Вот и солнце заходит - устанут, бросят свой необъяснимый маршрут. Как-нибудь, да успокоятся. Иначе - кранты. В два счета поломают в сумерках на скальных обрывах ноги. Тайга-то уж точно: она молодая, глупая…

Но раз за разом, оборачиваясь назад, замечал: где-то вдали мелькают две черно-белые точки. Явственно запахло мистикой. Почему? Зачем за мной? В чем смысл отчаянного побега?

"Что это я дергаюсь? Умом двинулся? Лайки и у меня много раз убегали за изюбрем в тайгу на десятки километров…" Сидишь, бывало, ждешь их у костра. Возвращаются через много часов неизвестно откуда. Даже ночью среди сопок и горельников находят верную дорогу к костру. А ведь не знают - где остановится хозяин, где нынче будет его ночлег.

И все-таки, и все-таки… За старшего сердце давило меньше. А Тайга-то в своей собачьей жизни ничего еще не видала, совсем молодая, как ей теперь придется?

Вечерело, и солнце уже облизывало далекие сопки. Надо тормозить, ставить лагерь. Поужинать, в конце концов… Раз они такие упертые, то в лагерь наверняка придут.

В первом же месте, где течение поутихло, а берег выстелился в пляж, уткнул нос лодки в гальку. Сказать, что на душе было муторно - ничего не сказать. Последний поворот очередной раз скрыл от меня псов и уже с полчаса я их не видел. Теперь я страстно хотел одного: чтобы не домой они возвратились, а пришли в лагерь. Если я вновь их не увижу, то произойдет что-то страшное, непоправимое. Господи, что это со мной? Я ведь, пожалуй, в жизни так за близких людей никогда не переживал, а тут - чужие собаки…

ЕЩЕ ТОЛКОМ не разгорелся костер, как из кустов вынырнула одна, затем другая осторожная фигура. Вот они подошли деликатно к огню - Тайга и ее безымянный, но крайне обаятельный папаша. Что говорить - не чай себе, а кашу с тушенкой для них я принялся стряпать. Отдал всю с утра отваренную рыбу, что вез себе на ужин. И пол-ленка, и хариусов. Хлеб, правда, поделил. Собаки вежливо брали куски. Не давились, не чавкали, не отталкивали друг друга.

Присели. Их впалые бока словно меха реагировали на каждый вздох… Вели себя, повторю, удивительно деликатно. А отдышавшись и поев, устроились у входа в палатку. Меня охранять! И вправду, несколько раз за ночь подавали голос, пугая маловероятных здесь в это время года медведей. Словом, честно отрабатывали ужин.

Полночи я ворочался в мешке и пытался, отбросив городское сюсюканье, понять: почему? Что сорвало с места охотничьих собак?

А поутру я все понял и сделался подлецом.

Но прежде открыл последнюю банку тушенки, вывалил ее в остатки вчерашней каши и дал псам впрок.

Большего сделать для них не мог: я сам-то еще не знал, как и когда из тайги выберусь. Выкурил несколько сигарет подряд, поднял приготовленную заранее палку и с мерзким криком "А ну, пошли отсюда!", ринулся на ласковую Тайгу и ее положительного папашу. Секунда недоумения в собачьих глазах (за что?!) и они, скуля, жмутся к кустам.

Отбегут - остановятся, отбегут - остановятся.

Я гнался за ними пока была возможность и орал в густых пихтах дурным голосом. Собаки, наконец, все поняли. И сначала не слишком уверенно, а затем вполне споро, двинулись назад - вверх по реке.

ПО-ПРАВДЕ- все просто. Тогда ночью, крутясь от недоумения и бессонницы в палатке, понял я незатейливую в сущности историю. Их хозяин - охотник, чья изба стояла рядом с метеостанцией, улетел со случайным вертолетом в поселок и застрял. Собак, на время отсутствия, оставил на молодого метеоролога, отнюдь не таежника, ходившего во вьетнамках на босу ногу от приборов до рации. Псы маялись без дела. А тут - я. И пахнет от гнильников в лодке знакомым охотничьим запахом. "Зауэр" с патронташем на корме… Да и вид небритого, пропотевшего дядьки показался им близким. Дядька сдуру угостил псов сушками и поплыл вниз по реке. Туда, куда сопровождали они в великом счастье хозяина на охоту. Вот и поднялись псы, побежали как за родным. Тащить за собой дальше к гибельным порогам? Забрать в Москву? На каком основании украсть у охотника самое ценное, что есть в тайге - собак?.

Но и с палкой и матом на животных тоже вроде не ходят… Говорят: собака - друг человека. А человек - собаке кто? Я ведь даже не переспросил, как старшего звали.